Человек и микрофон: интервью с ведущим пресс-конференций Ф-1

Его имя наверняка вам незнакомо, даже если вы следите за «Формулой 1» на протяжении многих лет. Но без Боба Костандуроса невозможно себе представить паддок чемпионата мира. Он — ведущий пресс-конференций FIA, друг Кеке Росберга, поклонник таланта Виталия Петрова и один из немногих людей в паддоке, кто не в восторге от возможного возвращения в чемпионат Кими Райкконена. «Мотор» поговорил с человеком, чья работа — говорить с пилотами Ф-1.

Боб Костандурос ведет официальные пресс-конференции FIA по ходу этапов Формулы-1 уже больше двадцати лет подряд. Он сопровождает гонщиков во время парада пилотов перед началом Гран При, а если вы когда-нибудь наблюдали за гонками с трибун, вам уж точно знаком его голос. Почти четверть века Боб комментирует гонки Формулы-1 на трассе для фанатов, и ведет церемонии награждения.

Увидеть и услышать вживую Гран При Формулы-1.

«Мотор» узнал у Костандуроса, о чем можно и нужно говорить с пилотами Ф-1, кто из них самый приятный и самый неприятный собеседники, а также кто из гонщиков последним приходил на официальную пресс-конференцию FIA с переводчиком…

– Боб, ты в курсе, что у тебя работа, которую хотят иметь иметь десятки тысяч людей?

– Не уверен. Для этого надо понимать, сколь много мне приходится работать. Есть две разные пресс-конференции: одна — телевизионная, где пилоты отвечают на вопросы ведущего в прямом эфире сразу после квалификации или гонки, вторая — пресс-конференция, на которой присутствуют журналисты. Их тоже несколько: это и те, что проходят после окончания сессий в субботу и воскресенье, сразу после телевизионной части, и те, которые мы делаем по четвергам и пятницам. Я как-то давным-давно вел еще и телевизионную, но не делаю этого сейчас — это было бы слишком. Ведь я занимаюсь не только пресс-конференциями. Я комментирую гонки, провожу церемонию награждения, парад пилотов перед стартом. Так что для телевизионной части приходится нанимать других людей. И в этом, кстати, есть своя сложность — мне все время необходимо придумывать вопросы, отличные от тех, что уже были заданы в прямом эфире. Я сижу перед началом пресс-конференции, слушаю, о чем говорят пилоты, и вычеркиваю — окей, этот вопрос уже не пригодится, этот тоже, и этот. Достаточно сложная работа. После каждой гонки у меня остается невероятно подробная стенограмма. Мне надо записать все что произошло и на каком именно круге — все это я делаю, не переставая комментировать гонку для зрителей на трибунах. Зато после любого Гран При я могу подойти к пилоту и сказать что-то вроде: «На круге таком-то у тебя было преимущество в три секунды над тем-то, а на следующем осталась всего одна. Что произошло?».

– Как началась твоя карьера?

– Дай-ка вспомнить. Я работал на авторитетный британский еженедельник Autosport с 1972 года по 1977-й, а после этого стал фрилансером. Ездил в кемпере с гонки на гонку по всей Европе. И как раз в это время начал работать на FOCA-TV — это была, наверное, первая телевизионная компания Берни Экклстоуна. Представь, нас было всего трое. Ты сейчас видишь эти огромные тенты, которые привозят телекомпании, а тогда мы все делали втроем. Я занимался интервью и еще какими-то мелочами. Но очень много времени тратилось впустую. Все было организовано не так, как сейчас. Приходилось часами ждать парней, вроде Айртона Сенны или Алена Проста…
В то же время я начал комментировать гонки в Ле-Мане, на трассе — для болельщиков на трибунах. И именно там меня услышал Берни — так я получил работу комментатора здесь, в Формуле-1. Это был год 1984-й или 85-й. С тех пор я комментировал практически каждую гонку чемпионата. Теперь пресс-конференции и комментарии — две мои главные задачи в ходе уик-энда. Ну и парад пилотов — его я люблю, пожалуй, больше всего. Во время парада тебе не надо задавать сложные вопросы, ты просто пытаешься дать пилотам поприветствовать болельщиков. Просто поболтать с ними.

– Про это я и говорю — найдется немало людей, которые бы согласились делать это вместо тебя.

– Как ты говоришь, моя работа — беседовать с гонщиками Формулы-1. Но есть важная деталь — мне надо стараться не выставить себя дураком. Это ты можешь задавать глупые вопросы и потом просто не включать их в интервью. К тому же, многие из пилотов не знают всех журналистов лично. Вам проще. Ко мне же они могут подойти после пресс-конференции и сказать: «Что за глупости ты говоришь?» Но в чем-то, конечно, ты прав — в этом много позитивных моментов. Я помню гонку в Бельгии в этом году, когда Михаэль [Шумахер] отмечал 20-летие с начала своей карьеры. Во время парада пилотов я ехал с ним в том «Мерседесе» — но фактически полулежа, так что меня не было видно, — и задавал ему вопросы. Это был фантастический круг, одно из самых запоминающихся интервью в моей жизни. Он сказал тогда: «Поднимайся, сядь рядом со мной». Но я ответил: «Ты звезда, я — нет». К тому же, я был одет только в «поло»…

– Кто самый интересный собеседник из пилотов?

– Чемпионы мира всегда были хороши на итоговых пресс-конференциях. Они хотят высказаться, объяснить, что чувствуют. Сенна подолгу готовился к ответам, его было очень интересно слушать. Михаэль тоже всегда был хорош. Честно говоря, я не люблю, когда он приходит на пресс-конференции по четвергам. До начала уик-энда ему просто не о чем говорить — он плохой собеседник. Но он очень хорош тогда, когда ему есть, что сказать. Тем не менее, для меня самые интересные пресс-конференции те, что проходят с техническими директорами. С таким людьми, как бывший инженер Renault Пэт Симондс, например, босс Mercedes GP Росс Браун, технический директор McLaren Падди Лоу. Они понимают, что у них сложная работа, и все они воспитанные люди и не хотят ввести в замешательство журналистов, так что объясняют все долго и подробно. Из пилотов, как я уже сказал, хороши чемпионы мира. Михаэль; иногда очень хорош Себастьян Феттель. Всегда непросто было с Кими, но когда он улыбался, это было здорово.

– Я как раз хотел спросить о Кими. Скучаешь по нему?

– Боюсь, что нет. Но попытаться заставить его улыбнуться — это всегда интересный вызов.

– Как ты знакомишься с новичками?

– Пытаюсь подойти познакомиться перед пресс-конференцией. Просто представиться, сказать: «Я вам задам пару вопросов». Конечно, у них есть пресс-секретари, которые объясняют им, как себя вести, но мне всегда неловко, когда новичка сажают в правый верхний угол. По четвергам мы обычно рассаживаем пилотов в два ряда, и есть правило, по которому я начинаю беседовать с человеком, который сидит именно в правом верхнем углу. Мне кажется, это не слишком честно — заставлять новичка начинать пресс-конференцию. Они часто очень скованны.

– Как тебе Виталий Петров?

– Он отличный собеседник. Да и гонщик. Я бы сказал, что он и Камуи — два гонщика, которых я люблю больше всех. Они из тех парней, что прорвутся с задних рядов, если не слишком хорошо выступят в квалификации.

– Был удивлен увидеть его в Австралии на пресс-конференции после гонки?

– Да, но мне всегда нравится, когда кто-то новый попадает на пресс-конференцию после гонки. И топ-пилоты тоже — им надоедает сидеть рядом с одними и теми же людьми, так что они всегда с удовольствием принимают участие в беседе, когда рядом появляется кто-то еще.

– Какая пресс-конференция была худшей в твоей карьере?

– Видишь, в чем моя проблема — у меня не слишком хорошая память. Первое, что приходит на ум — Имола, 1994 год. Да, это была достаточно тяжелая пресс-конференция. Мы не знали тогда, что Сенна погиб, но уже понимали, что ситуация очень тяжелая. Но, честно говоря, я уже не помню деталей. Еще та пресс-конференция в Австрии… В каком году это было?

– Если ты про ту гонку, когда Рубенс уступил отдал победу Шумахеру, то в 2002-м.

– Да. Атмосфера была худшей, которую только можно себе представить. У тебя за спиной несколько десятков журналистов, настроенных против пилотов, сидящих перед тобой. Все были очень разочарованы, включая меня…

– Ты задаешь неудобные вопросы?

– Да. Меня никто не ограничивает. Но ведь можно задать неудобный вопрос правильно. Ты не должен обвинять. Спрашивать: «Какого черта ты сделал то-то и то-то?». Можно спросить: «На таком-то таком-то круге был интересный маневр… Ты можешь объяснить, что именно произошло?».

– Можешь припомнить самый забавный эпизод?

– Эдди Джордан как-то выплеснул на меня стакан воды во время пресс-конференции за то, что я назвал его Эдди Ирвайном. Это было в Бразилии, и у меня есть оправдание. Я приземлился утром — это был рейс из Великобритании – и сразу направился на трассу. Я был уставший, и когда представлял участников, автоматически сказал: «Также у нас здесь Эдди Ирвайн», и через секунду Джордан выплеснул на меня стакан…
Еще была история, когда Нельсон Пике выиграл в Канаде — после того, как Найджелл Мэнселл замедлился на последнем круге. На пресс-конференции Пике сказал, что «практически кончил в машине». Да-да — он сказал, что фактически был близок к оргазму. Парни были в восторге. А еще одна история, увы, так и не случилась. Тоже в Канаде, лет шесть назад на пресс-конференции вопрос хотел задать сам Берни. [Бывший владелец Minardi] Пол Стоддарт сидел в президиуме, а в то время как раз ходило много разговоров о том, сколько и какие команды должны получать доходов от трансляций. Берни пришел в зал, поднял руку, но я просто не увидел его и объявил, что пресс-конференция окончена.

– Когда в последний раз кто-нибудь приходил на пресс-конференцию с переводчиком?

– Был один инженер из Renault… Бернар Дюдо. Он не говорил по-английски. Из пилотов это, наверное, Оливье Панис. Это был Гран При Франции, и Оливье сказал: «Мы во Франции, мы должны говорить на французском». Это французы… Когда они у себя на родине, они всегда себя так ведут. Что ж, если ты не хочешь, чтобы остальной мир тебя понимал — нет проблем. Петер Заубер тоже приходил на пресс-конференцию с переводчиком.

– Кого из пилотов сложнее всего понимать?

– Марка [Уэббера]. Его акцент… иногда вообще невозможно понять, что он говорит! Даже для англоговорящих. Был японский пилот, Тора Накаги, у которого был плохой английский. Иногда японцы просто пережевывают слова, и ты не в состоянии даже примерно понять, что они пытались сказать. Но я не имею право их за это критиковать — они думают на другом языке, у них совершенно другое произношение.

– У тебя есть друзья среди пилотов?

– Из нынешних нет. Мой лучший друг из числа гонщиков — из прошлого. Это Кеке Росберг. Но мы подружились еще до того, как я стал вести пресс-конференции. Он всегда был отличным другом. Когда у меня был кемпер, я часто приезжал у нему в Хайдельберг. Я не оставался у него спать в квартире, потому что у меня были не слишком хорошие отношения с его подружкой — она всегда ему говорила: «Почему бы ему не остаться в своем кемпере?»

– Это мать Нико?

– Нет, не она. Я даже не помню ее имени. Мы недавно, кстати, вспоминали о тех временах, и Кеке сказал, что тоже не помнит, как ее зовут. Это, конечно, неправда, но она была та еще…

– С кем были самые сложные отношения?

– Я могу с уверенностью сказать, что у меня хорошие отношения со всеми пилотами Формулы-1. Проблемы были только с Найджеллом Мэнселлом. Когда я получил работу комментатора, он долгое время думал, что я подсидел человека, с которым он был дружен. Но это неправда. Более того, моя жена, которая в те времена также работала в Формуле-1, нанимала того парня, и я бы никогда в жизни не стал переходить ему дорогу. Да и просто не имел для этого возможности — я же не могу нанять сам себя. Но Найджеллу кто-то сказал в Williams, что я избавился от этого парня, так что отношения у нас были напряженными. Сейчас, правда, все в порядке.
В остальном, у меня никогда не было проблем с гонщиками. Они все время здороваются при встрече, а когда тебе «привет» говорит пилот Ф-1 — это и правда здорово.

Интервью взял Олег Карпов, Мотор.ру.